Удольфские тайны - Страница 214

214

На высохшую мураву я лью прохладную росу.
Каждый цветочек томный исцеляю
И сладкое благоухание по воздуху несу!
Широко над землей я посеваю свежий ветер, —
Он тихо дышит над лесами и над потемневшим долом
И нежным шепотом ласкает грусть задумчивой души
Того, кто дорожит вечерним тихим часом;
Люблю я слушать гармоничный его шелест
И в камышах по берегу ручья.
Или над волнами морскими, перед бурей.
Или когда несется он с далеких гор!
Я пробуждаю фей, — боятся они света
И с ложа из цветов они глядят украдкой
И, бледную мою звезду вечернюю заметив,
Бегут скорей плясать веселый хоровод.
Они по воздуху весь аромат тот разливают.
Что спал, как и они, в душистых чашечках цветов.
Потом несутся к берегам ручьев, луною озаренных.
Пока не зазвучит уж в поднебесье жаворонка песнь.
Лесные нимфы, приветствуют меня
И нежной песнею и легкой пляской
На берегах реки, в лесной долине,
И устилают путь мой свежими цветами.
Но быстро уношусь я в путь далекий;
Уже луна восток засеребрила.
Последний признак дня на небе угасает, —
И быстро уношусь я от могильной тьмы ночной!

Из-за горизонта над морем подымалась луна. Эмилия наблюдала, как она постепенно плыла вверх, как расширялась по воде полоса ее сияния, как сверкали весла, серебрились паруса и как лучи луны чуть-чуть задевали макушки деревьев и зубцы сторожевой башни, у подножия которой она сидела. Настроение Эмилии гармонировало с этой сценой. Она сидела задумавшись, как вдруг какие-то тихие звуки коснулись ее уха; она сейчас же узнала, что это та же самая музыка, тот же самый голос, который она слышала раньше в полночный час. К священному трепету, овладевшему ее душой, примешался некоторый страх, когда она вспомнила, что она одна в таком пустынном месте. Она сейчас же встала бы и ушла, но таинственные звуки неслись как раз оттуда, где ей надо было пройти, чтобы добраться до замка. И вот она, не двигаясь, продолжла сидеть в трепетном ожидании. Некоторое время звуки приближались, потом сразу замолкли. Эмилия напряженно слушала и наблюдала, не имея сил шевельнуться, как вдруг увидала какую-то фигуру, выходящую из леса и проскользнувшую по берегу на некотором расстоянии от нее. Фигура двигалась быстро; но Эмилия была так подавлена страхом, что хотя и видела ее, однако не могла внимательно рассмотреть.

Покинув это уединенное место, с намерением никогда туда не возвращаться одной, да еще в такой поздний час, она направилась к замку; вдруг она услышала голоса, громко зовущие ее из ближайшей части леса. То были графские слуги, разосланные искать ее по лесу; и когда она пришла к ужину и села за стол рядом с Бланш и Анри, последний тихо упрекнул ее в неосторожности; она покраснела, сознавая, что заслужила его упрек.

Этот маленький эпизод произвел на нее глубокое впечатление; удалившись к себе, она опять стала обдумывать этот случай: он так напомнил ей происшествия, пережитые ею несколько дней тому назад, что она от страха почти не решалась оставаться одна. Она засиделась до позднего часа; не слышно было ничего, что могло бы встревожить ее; тогда она решилась лечь спать. Но спокойствие ее было непродолжительно; вскоре она была разбужена громким, непривычным шумом, как будто доносившимся из открытой галереи, куда выходила ее спальня. Отчетливо раздавались жалобные стоны; вслед затем какая-то тяжесть обрушилась на ее дверь с такой силой, что чуть не вышибла ее. Эмилия стала громко звать, спрашивая, кто тут, но не получила ответа, хотя и после этого по временам раздавалось нечто вроде тихих стонов. От страху она не имела сил шевельнуться. Вскоре поднялся топот шагов в дальнем конце галереи; когда шаги стали приближаться, она еще раз позвала погромче прежнего; наконец шаги остановились у ее двери. Тогда она узнала голоса некоторых из слуг, которые, по-видимому, были слишком заняты чем-то посторонним, чтобы обратить внимание на ее зов. В ту минуту вбежала к ней Аннета за водой; Эмилия догадалась, что с одной из девушек сделалось дурно; она велела привести ее к ней в комнату и помогала приводить ее в чувство. Когда девушка очнулась и получила способность говорить, она стала уверять, что, пробираясь по лестнице к себе в комнату, она встретила привидение на второй площадке:

— Я держала свечу низко, — рассказывала девушка, — потому что некоторые ступени плохи и полуразвалились, вдруг, подняв глаза, вижу перед собой призрак!.. — Он постоял с минуту в уголке площадки, к которой она подходила, потом, скользнув вверх по лестнице, исчез за дверью недавно отпертых апартаментов. Затем она слышала какой-то странный, глухой звук.

— Значит, черт раздобыл себе ключ от этих комнат! — заметила Доротея. — Это нечистый и никто больше: ведь я сама заперла все двери!

— Тогда я, — продолжала девушка, — пустилась бежать опрометью вниз по лестнице, потом со стонами понеслась по галерее, пока наконец не повалилась без чувств у дверей барышни.

Немного пожурив ее за причиненный переполох, Эмилия пробовала пристыдить ее за безрассудный страх; но девушка упорно уверяла, что она несомненно видела призрак; наконец, она ушла к себе, в сопровождении всех собравшихся слуг, кроме Доротеи, которая, по просьбе Эмилии, осталась у нее в комнате провести ночь. Эмилия была смущена, а Доротея пришла в ужас и стала рассказывать разные случаи из прежнего времени, подтверждавшие ее суеверные убеждения; между прочим она сама однажды видела такое же привидение и на том же самом месте; вот почему она приостановилась перед тем, как подняться по задней лестнице вместе с Эмилией, и этим же объяснялось ее нежелание отпирать анфиладу северных покоев. Каковы бы ни были мнения Эмилии, она не стала их высказывать, а внимательно выслушала Доротею, и ее рассказ возбудил в ней тревогу и смущение.

214